Николай Тимофеевич Литвин
20 июня 1923 года в селе Григорьевка в семье уездного
механика по тракторам и его супруги Феоны Анисимовны родился сын Николай.
«Помню в 1929 на первомайские праздники. Сев уже был
закончен, все село гуляло. Мы с отцом прицепляли к трактору пять телег,
собирали в эти телеги всю детвору и ехали по всему селу, махали флагами и радовались».
Совхоз боевой №14 крупное зерноводческое хозяйство, было 60
комбайнов, когда в стране еще не знали что это такое, было около 80 тракторов.
Совхоз имел 22 тыс. га посевных площадей, 5 или 6 отделей вокруг центральной
усадьбы, у каждого отделения был свой послелок где проживало 40 или 50 семей.
Все кто проживал при совхозе, кто хотел могли выучится на трактористов,
комбаньеров, агрономов. Все было отлично организовано и настроены, были
толковые люди. Головченко – старшый бычатник (рабочий на хоздворе), распределял
волов и лошадей для строительство и других хозяйственных работ. В 1934 году
совхоз засеял свои площади получил чрезвычайно высокий урожай. Главный агроном
Сельной получил орден Ленина.
Жили с братьями отца: Семен, Иван, ...
Покупал у нищих куски хлеба, которые им подавали. Купить на
деньги что-либо было нельзя. Голод.
«Первое яркое воспоминания у меня это частые похороны погибших
летчиков. Через дорогу от нашей хаты, в 150 м. было воинское кладбище. На нем хоронили
летчиков довольно часть, 5-6 человек в месяц. Перед тем как опустить тело в
могилу, низко на малых оборотах пролетал самолет У-2 и сбрасывал венок, затем
давали залп из винтовок Мосинка. Дело в том, что на станции Кульбакино
находился старый николаевский аэродром, где базировались военные самоелеты У-2
и УТ-2 и военное летное училище при нем. Сейчас на этом аэродроме стоят
Русланы. Летчики эти убивались на тренировочных полетах.
Второе – это то, что умерла наша сестренка Валя, ей едва
исполнилось 8 месяцев. Произошло это осенью 1931 года, я тогда пошел в первый
класс. Трава уже пожухла, но еще цвели васельки. Я убежал подальше от могилы,
когда ее стали закапывать, стал собирать васельки и вернулся с букетом, когда
ее уже закопали. Я сделал это специально, чтобы не расплакаться. Валя была у
нас одна сестренка в семье.
В школу мне нужно было ходить через кладбище. Уже осень,
холодно, а хожу босиком, только штанишки были залатанные. И вот прихожу я в
класс. А учительница была Елизавета Григорьевна, ей лет 75 была, старого
дворянского рода. Всегда чистенькая, в перстнях. И раз она мне говорит:
"Никола, чё у тэбэ таки червоны ноги?", а я ей объясняю, что нет
обуви, холодно. И вот спустя некоторое время она вытаскивает новые ботинки,
такие, каких я в жизни никогда не видел и подает мне. До сих пор рассказываю, а
слезы на глазах. И ходил я в этих ботинках, пока не вырос.
В Николаеве мы пристроили хатку. И на стыке между новым и
старым домом появилась щель. И мать как-то пришла и сказала мне: Борис говорит,
что между пристройкой и домом большая щель (а она уже и правда была больше 5
см) и в эту щель легко просунуть лом и выломать всю стену и увести корову. А
Борис этот, наш сосед был профессиональный вор. Я его редко видел, он все время
в тюрьме сидел. Он специализировался на конокрадстве. Приводил коня, одевал на
него мешок. Ходит вокруг, потом "параличем" бьет по лбу. "Паралич"
– это камень или гиря в мешке. потом Борис свежевал коня и продавал на рынке. И
нам приносил гостинец. Знал, что мы такие же голодные, как и он. Но нас Борис
не грабил, был с понятиями, ближайших соседей не трогал».
Семен уехал на р. Лену, р. Индигирку. Иван остался на
строительстве укреплений на левом берегу Днепра.
В 1929-1933 гг. жил в г. Николаеве, Украина (Черное море).